Новая риторика в карабахском вопросе
После того, как президент Азербайджана Ильхам Алиев сообщил, что «сегодня возникла наиболее благоприятная ситуация для урегулирования карабахского конфликта», на приеме для руководителей дипломатического корпуса, посвященном итогам 2018 года, глава МИД Азербайджана Эльмар Мамедъяров заявил о достижении взаимопонимания с армянским коллегой Зограбом Мнацаканяном в ходе переговоров по нагорно-карабахскому урегулированию 5 декабря в Милане.
При этом эксперты сразу обратили внимание на смену риторики азербайджанской стороны, отсутствие в ней «металлических ноток», жестко привязанных к неким заранее неприемлемым условиям для Еревана. Более того, даже официальный представитель МИД России Мария Захарова заявила, что теперь стороны «должны принять конкретные меры с тем, чтобы готовить население двух стран к миру». Такие оптимистические заявления делаются, как правило, только в случаях, когда конфликтующие стороны достигают компромиссного соглашения, и дело за практической стороной его реализации. Вот почему была важна реакция на происходящее со стороны Еревана. И. о премьер-министра Армении Никол Пашинян, комментируя заявление Мамедъярова, подчеркнул, что они вместе с сопредседателями Минской группы ОБСЕ договорились всего лишь о пятистороннем совместном заявлении, ведь «долгое время не удавалось согласовать такое заявление», а в «карабахском вопросе нет ничего нового».
В политической конфликтологии это означает придание лидирующей и мотивирующей роли в достижении чего-то посредникам, а не усилиям двухсторонней дипломатии конфликтующих сторон. Это первое. Второе. Пашинян дает понять, что Миланское заявление — это всего лишь договоренность сторон о согласии на переговоры, поиск взаимоприемлемых решений еще впереди, речь идет всего лишь о превентивной дипломатии. Кстати, в самом Миланском заявлении говорится следующее: «Страны-сопредседатели приветствовали значительное сокращение нарушений режима прекращения огня. Они обратились к сторонам с просьбой продолжить осуществление достигнутых договоренностей в рамках беседы лидеров Азербайджана и Армении в кулуарах саммита СНГ в Душанбе в сентябре и принять конкретные меры для подготовки своего населения к миру. Сопредседатели выразили надежду на то, что в ближайшем будущем может возобновиться интенсивный диалог между лидерами Азербайджана и Армении, ориентированный на конкретные результаты, для содействия справедливому и прочному урегулированию конфликта».
Заявление как заявление, не содержащее ничего принципиально нового. Страны-сопредседатели приветствовали значительное сокращение нарушений режима прекращения огня. Тогда откуда у Баку такая эйфория? В этой связи возникает две версии. Первая. Азербайджан и Армения говорят о совершенно разных политических явлениях, связанных с результатами переговоров глав МИД в Милане. Вторая. Баку вынуждает Ереван раскрыть карты, действуя на упреждение. Пашинян после встречи и переговоров «на ногах» с Алиевым заявил, что «ни одно правительство Армении еще не было столь прозрачным в вопросе Карабаха, как наше правительство», и что он лично «не участвовал ни в каком переговорном процессе», если, конечно, не считать дважды проведенные «небольшие разговоры с Алиевым». Но ведь Мнацаканян в 2018 году трижды встречался со своим азербайджанским коллегой и проводил многочасовые переговоры в закрытом режиме. Что и кому известно об этом в Армении? Неужели сыр-бор в основном развернулся из-за одного Миланского заявления, которое выстроено по принципу «гора родила мышь»?
Одно дело, если бы Ереван пробил участие в переговорах Степанакерта (Ханкенди), но они ведутся в прежнем формате. Другое дело, если Баку зафиксировал новое, выгодное для себя качество в этих переговорах и начал активное открытое маневрирование в политико-информационном пространстве, загоняя Ереван в тупики. Не случайно посыпались обвинения о якобы заключении Пашиняном тайного соглашения с властями Азербайджана в связи с карабахским урегулированием. При этом указывается на нестандартное поведение Баку, который ни с того ни с сего стал уходить в публичных заявлениях от конфронтационной риторики. Причем в этот контекст странным образом вписывается недавняя полемика между Пашиняном и Степанакертом (Ханкенди), заявление его соратника Сасуна Микаеляна на предвыборном митинге о том, что «победа «бархатной революции» в Армении важнее, чем освободительная война в Нагорном Карабахе».
Это создает для азербайджанской дипломатии новую ситуацию и возможность, с одной стороны, ослабить давление Степанакерта (Ханкенди) на Ереван в переговорном процессе по урегулированию конфликта, с другой, осложнить внутриполитическую ситуацию в самой Армении. Существуют и иные факторы. Пашинян без наличия серьезных объективных причин сам стал актуализировать карабахскую проблематику и выводить ее на передний план, пытаться интегрировать в геополитическую ситуацию. Возможностей для других «маневров» у него пока нет. И еще. Захарова, говоря о недавнем заявлении главы МИД России Сергея Лаврова в Баку о том, что он почувствовал стремление Азербайджана продолжать переговоры по урегулированию нагорно-карабахского конфликта, а мы «будем стремиться находить креативные идеи, которые помогут сформировать основу для урегулирования конфликта», стала делать шаги назад.
«В том-то и дело, что говорилось о будущем, что такие идеи должны быть выработаны и они должны быть креативными, — подчеркнула она. — Именно такие выработанные креативные идеи будут поддержаны. Сейчас эксперты этим занимаются». Оказывается, Лавров в Баку размышлял всего лишь о будущем. А как быть с настоящим?
Станислав Тарасов
Регнум
